"Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе." 

Никогда не был.
И никогда не буду.

В кабинет к себе он почти никого не пускал, и по институту ходили смутные слухи, что там масса интересных вещей. Рассказывали, что в углу кабинета стоит великолепно выполненное чучело одного старинного знакомого Кристобаля Хозевича, штандартенфюрера СС, в полной парадной форме, с моноклем, кортиком, железным крестом, дубовыми листьями и прочими причиндалами. Хунта был великолепным таксидермистом. Штандартенфюрер, по словам Кристобаля Хозевича, — тоже.
Но Кристобаль Хозевич успел раньше.

— Аркадий и Борис Стругацкие, «Понедельник начинается в субботу»

"Там он лежит, на склоне. 
Ветер повсюду снует. 
В каждой дубовой кроне 
сотня ворон поет." 

"Где он лежит, не слышу. 
Листва шуршит на ветру. 
Что ты сказал про крышу, 
слов я не разберу." 

"В кронах, сказал я, в кронах 
темные птицы кричат. 
Слетают с небесных тронов 
сотни его внучат." 

"Но разве он был вороной: 
ветер смеется во тьму. 
Что ты сказал о коронах, 
слов твоих не пойму." 

"Прятал свои усилья 
он в темноте ночной. 
Все, что он сделал: крылья 
птице черной одной." 

"Ветер мешает мне, ветер. 
Уйми его, Боже, уйми. 
Что же он делал на свете, 
если он был с людьми." 

"Листьев задумчивый лепет, 
а он лежит не дыша. 
Видишь облако в небе, 
это его душа." 

"Теперь я тебя понимаю: 
ушел, улетел он в ночь. 
Теперь он лежит, обнимая 
корни дубовых рощ." 

"Крышу я делаю, крышу 
из густой дубовой листвы. 
Лежит он озера тише, 
ниже всякой травы. 
Его я венчаю мглою. 
Корона ему под стать." 
"Как ему там под землею." 
"Так, что уже не встать. 
Там он лежит с короной, 
там я его забыл." 
"Неужто он был вороной." 

"Птицей, птицей он был."

— Иосиф Бродский, "Диалог"

6 июня 1962

About to drop you like Cain 

Like Cain dropped Abel

Puscifer - The Rapture

Братцы живодёры, за что же вы меня?

За что же вы меня?

За что?

© Агата Кристи

Кольца Сатурна (Талые ледники)

Холодное море севера – талые ледники.

Суеверные моряки без конца твердили, что глупы капитаны, направляющие туда свои корабли – сколько обломков лежат скрытыми под тёмной толщею воды? Сколько жизней уже унесло жестокое и ненасытное море, не знающее в своих убийствах меры? А сколько ещё унесёт?

Не счесть.

"Я был убит 17 августа 14 года в Восточной Пруссии. Перед этим долго шел дождь, и липкая грязь вязла на сапоги. Когда я выскочил на поляну, я очень боялся, что теперь я виден всем. Да, конечно, я бежал среди других, не потеющих, одетых в шинель стариков. Те, кто стрелял по мне из крупнокалиберных оружий, не могли видеть нас, но ведь они в меня попали. Первый из тех снарядов, которые разрывались рядом, ударил где-то позади, меня догнал только вакуум пустоты, барабанные перепонки дернулись и мне их хотелось почесать. Но я не отвернулся, я испугался и бежал от взрыва того снаряда. От взрыва второго снаряда я даже не закрыл глаз и только слегка наклонил голову вперед. Я очень понравился себе, что стал похож на дикую бестию пророка. Я почувствовал, что рядом несется еще одна бестия. Я не увидел тех, кто упал впереди, и только левая рука почему-то сильно вспотела, а из-за ворота шинели приятно тянуло теплом моего тела. Мне стало обидно, что кто-то может опередить меня. Я не закрывал глаз, они закрылись сами, когда в них что-то полетело. Это был раскаленный воздух. Я обрадовался и оскалил зубы. Когда мне показалось, что я открыл глаз, я стал жадно смотреть вокруг. И увидел только что-то жидкое, но теплое и дорогое. Мешало смотреть что-то живое и блестящее перед самым глазом. От него шел пар и оно дышало. Нет, это не мое!

Совершенно не двигаясь, я видел все больше и больше. То блестящее и живое, что мешало мне смотреть, перестало блестеть и дышать. Поверхность высохла и оттого стала сжиматься, открывая мне возможность видеть вокруг. Я ужаснулся: вся большая поляна была переделана воронками взрывов. Но ни одного трупа не было. Неужели я один?

Два мальчика остановились надо мной, поразительно похожие друг на друга, словно близнецы. Я ничего не слышал. Я не слышал, как один из них на непонятном мне русском языке удивился: «Странно, столько воронок от снарядов и только один мертвец». «Нет, - возразил другой, – Их двое, просто взрывом их перемешало». Я ничего не слышу и не чувствую холода, запаха, я только вижу. Теперь я в восхищении вспоминаю те мгновения, я с трудом вспоминаю всю остальную жизнь, но дорожу и беспокоюсь о той красивой радости. Мой глаз это то, чего я просто не вижу, я уже стал подозревать, что мое тело, словно воздушный шарик, надуваясь, разваливается во все стороны. Я испугался. Один из мальчишек, затаившись, копался кончиком прутика там, где я не мог видеть, но среди того, что все еще считалось частями моего тела. Та же неприятная гримаса запретной радости появилась и у второго. Что же они там…?

Птицу я увидел издалека. Я обрадовался ее присутствию оттого, что теперь от безмерно голубого, чистого пространства наконец-то ко мне летел гонец в мерзость моего окружения. Синий глаз не посмотрел на меня, и в нем мерцал зрачок, зараженный Богом. Голубь сел поодаль, и я пожалел о том, что не могу приблизиться к нему, испугать и обрадоваться власти над красотой. Но он сам, сам подошел ко мне и застыл великой волшебной белой горой. Затем ее вершина наклонилась и вонзила свой клюв глубоко в меня. Но я успел понять главное – эта жизнь и была раем."

— Конструктор красного цвета

В моих мечтах мир столкнулся с ужасной катастрофой. Чёрная дымка накрыла солнце, и темноту наполнили крики и стоны людей. Внезапно откуда-то появился небольшой луч света. Свеча, символ надежды для миллионов. Одна небольшая свеча, сияющая в кромешной темноте. 

Я засмеялся и задул её.

— Joker

Если меня беспокоит то, что я ничего не чувствую, значит ли это, что я что-то чувствую?

...Да увидят это апостолы пастыря моего, и да распространят его неправды ради истины величайшей. Время твоё в мире пришло. Плоть моя жаждет великолепного гнева твоего. Кровь моя полна тобою - выпусти же её! 
Вот молитва моя. Да будет слово твоё вырезано на плоти моей.

— Outlast

В этом и суть, в этом и суть, в этом и суть боли 

Сколько-нибудь, сколько-нибудь, сколько-нибудь крови
© Глеб Самойлов

"Иногда я... начинаю сомневаться в разумности собственных действий. И я боюсь, что, когда войду в ворота этой лечебницы... когда преступлю порог Аркхема и двери закроются у меня за спиной... окажется, что я вернулся домой"

Луна такая красивая. Это большой серебряный доллар, подброшенный Богом. И упал он поцарапанной стороной вверх, видишь? И тогда Он создал мир. 

— Дом скорби на скорбной земле

Есть одна хорошая песня у соловушки – 

Песня панихидная по моей головушке.

I thought she said "stop". She didn`t say "stop".

Jackie-boy, you son of a bitch.

It wasn`t "stop", Shallie wasn`t saying "stop".

She said "cop". He`s a cop. Detective lieutenant Jack Rafferty. "Iron Jack", the papers call him.

A god damn hero cop.

Я сделан из нацистского золота.

Находящиеся на борту имели доступ только к двум кнопкам на центральном пульте управления: одна была обозначена "ВКЛ.", другая - "ВЫКЛ.".
Кнопка "ВКЛ." просто давала сигнал к запуску с Марса.
Кнопка "ВЫКЛ." вообще ни к чему не была подсоединена. Ее поставили на пульте по настоянию марсианских психологов, которое утверждали, что человек всегда чувствует себя спокойнее, имея дело с машинами, которые можно выключить.

Курт Воннегут "Сирены Титана"

Нашёлся ключик к тому, обо что тщетно ломались сотни отмычек.
Бывает, от одного потревоженного воспоминания или от одной подуманной мысли поднимается такой рой, что хочется пересидеть этот приступ в тёмном, холодном подвале и надеяться, что всё само сложиться в необходимый результат.
Вот только нихрена не сложится. И найденный ключик завтра же потеряется.

Я есмь, я существую, я мыслю, стало быть, существую, я существую, потому что мыслю, А ЗАЧЕМ Я МЫСЛЮ?

сартр, тошнота